Сделка ОПЕК по сокращению добычи нефти, заключенная весной 2020 года, может обернуться серьезными проблемами для российской нефтяной отрасли. Несмотря на то, что по мере восстановления рынка страны картеля получили право восстанавливать добычу суммарно по 400 тысячей баррелей в сутки, Россия пока что отстает от плана и качает меньше лимита. Как пишет американское издание Bloomberg, ежемесячно российская отрасль может добавлять по 100 тысяч баррелей в сутки или примерно 1% от текущей добычи. Но в ноябре рост оказался вдвое меньше — всего 0,49%. Как говорят многие эксперты и представители самих нефтяных компаний, причина в том, что быстрее увеличивать добычу нефтяники просто не могут. Соответствующие заявления сделали в ноябре топ-менеджеры ЛУКОЙЛа, «Газпром нефти» и «Роснефти». В «Газпром нефти» заявили, что свободные добычные мощности компании будут исчерпаны к концу года, в ЛУКОЙЛе то же самое произойдет в январе-феврале 2022 года. У «Роснефти» же свободных мощностей, возможно, и вовсе не осталось. «Последствия ограничений добычи 2020 года в рамках ОПЕК мы ощущаем в объемах бурения текущего года — по нашей оценке, снижение объемов бурения по итогам 2021 года составит 5%, что говорит о том, что компании с осторожностью отнеслись к планам ОПЕК по постепенному восстановлению добычи нефти», — заявила Марина Мосоян из Vygon Consulting. Проблема в том, что за период сокращения добычи компании практически не вкладывали средства в разведку и бурение новых скважин. Между тем, старые месторождения продолжают истощаться. В прошлом году сырьевой стратег Goldman Sachs Джефф Карри предупреждал, что если остановить работу на старых, еще советских месторождениях, восстановить их будет практически невозможно. Прежде всего, это касается скважин Западной Сибири и Поволжья. Поэтому для того, чтобы наращивать добычу, компаниям придется делать внушительные вложения в новые источники нефти. Но здесь возникает вторая проблема. Как рассказал «СП» ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков, нефтяные гиганты не уверены в том, что хотят эти вложения делать. Их пугает как перспектива нового локдауна, так и потенциальный энергопереход, в результате которого потребность в углеводородах в мире резко сократится. А зачем вкладывать деньги в то, что окажется никому не нужным? С другой стороны, такая политика может привести к тому, что наша страна не сможет поддерживать даже текущие объемы добычи. И если спрос останется высоким, не сможет в полной мере воспользоваться ситуацией. Не говоря уже о том, что серьезные проблемы возникнут с наполнением государственного бюджета, для которого доля нефтегазовых поступлений в первом квартале 2021 года впервые с 2011-го снова составила 30%. — Объемы, которые мы сейчас добываем — это не потолок, но их темпы наращивания не так велики, — говорит Игорь Юшков. — Уже в октябре квоты на добычу у России были больше, чем она реально добыла. Думаю, постепенно мы объем добычи нарастим, но, по всей видимости, становится закономерностью то, что у нас квоты больше, чем реальная добыча. Если ОПЕК не будет менять оговоренные темпы увеличения добычи, то уже к маю они достигнут такого уровня, на котором мы добывали на нашем историческом рекорде объемов производства. С мая нас ничего не будет ограничивать, и тогда у нас возникнут две проблемы. В последние два года у нас мало инвестировали в новые крупные проекты, которые дадут большие объемы в долгосрочной перспективе, и недостаточно вкладывали в текущие. Есть, конечно, исключения, например, «Роснефть» инвестирует в «Восток Ойл» в Арктике, но это проект рисковый и неоднозначный. Даже если все пройдет хорошо, он даст нефть еще не скоро, как минимум, через несколько лет. Других крупных проектов, которые могли бы заместить падающую добычу на старых месторождениях Западной Сибири, мы пока не видим. И это история не 2021 года, а всех последних лет. У нас нет такого количества проектов, которые могли бы заменить старые выпадающие месторождения. Мы удерживались примерно на уровне 555−557 миллионов тонн нефти в год, но и это давалось нам нелегко. Увеличить же эти объемы будет непросто, потому что, как я уже говорил, последние несколько лет компании недостаточно вкладывали даже в поддержание объемов производства. Поэтому сложности с объемами добычи у России есть, это не выдумки. Сейчас основной вопрос в том, сколько мы все-таки сможем добывать, где наш реальный потолок и сможем ли мы удержаться хотя бы на нынешнем уровне. Картина такова, что для того, чтобы поддерживать хотя бы 550 миллионов тонн в год, нужно вкладывать существенные средства. «СП»: — Сейчас цены на нефть находятся на комфортном уровне, будут ли осуществляться необходимые инвестиции? — Сейчас у нас акцент все больше и больше будет смещаться к трудноизвлекаемым запасам нефти. Но дело в том, что компании не спешат вкладываться в такие дорогостоящие проекты, так как не совсем понятно, какой объем спроса будет в ближайшие годы. Главной угрозой в этом плане сейчас является пандемия. Мы видим, что нефтяники очень сильно боятся повторения «ковидной» истории. Они могут вложить деньги, но если случится обострение пандемии, и первая нефть пойдет тогда, когда все снова закроются на локдаун, то мощности по производству нефти окажутся не нужны. А в эти мощности были инвестированы большие деньги и за них нужно отдавать кредиты. Другая проблема, и более фундаментальная, это перспективы энергоперехода. Если говорить о крупных проектах, рассчитанных на десятилетия вперед, многие компании всерьез задумываются о том, целесообразны ли они. Мы не знаем, сколько будет стоить нефть, будет ли она востребованной. Европейцы и американцы сегодня пугают всех тем, что скоро углеводороды никому не будут нужны, поэтому некоторые берут паузу. Многие западные компании уже не вкладывают в новые проекты. Но если потребление сохранится на нынешнем уровне, то возникнет дефицит на ближайшие 10−15 лет, и им воспользуются те компании, которые рискнут и поверят в то, что нефть все еще будет нужна. Впрочем, сегодня никто не может дать гарантии, что такая ситуация возникнет. В «Роснефти» говорят о том, что верят в то, что недоинвестирование приведет к дефициту, и делают вложения. Но другие компании могут не разделять такую точку зрения. По большому счету, сейчас нефтяники действуют на свой страх и риск. Многие американские компании уже не вкладывают деньги в развитие, а выводят их в «кэш», пока возможно. «СП»: — Есть ли у нас компании, которые готовы пойти на такой риск? — У нас не так уж много крупных нефтяных компаний. У ЛУКОЙЛа в принципе сильно ограничены возможности для развития и увеличения объемов добычи. Они в ближайшее время собираются запустить месторождение им. Гайфера на Каспии, и все. У них мало лицензий на новые проекты. «Газпром нефть» сейчас развивается, у них растет добыча, но как сильно они собираются развиваться, сказать сложно. Во всяком случае, сейчас их объемы увеличиваются. «Сургутнефтегаз» стагнирует, потому что у них тоже практически нет новых проектов, они не брали лицензии на новые месторождения в последние годы, считая, что их предлагают слишком дорого. Остальные компании гораздо мельче, поэтому говорить о том, что они заместят выпадающую добычу, не приходится.