Протодиакон много лет кусательно лаял на Церковь и ее служителей, формально продолжая в ней служить, многие прежние его речи были непозволительны не только для служителя Церкви, но даже и просто для культурного человека.
29 апреля патриарх Московский и всея Руси Кирилл издал Указ заштатному клирику города Москвы протодиакону Андрею Кураеву: «В связи с публичным оскорблением Вами памяти настоятеля Богоявленского кафедрального собора г. Москвы протоиерея Александра Агейкина, невзирая на скорбь его жены и детей, в день его кончины (…), а также учитывая Ваши предыдущие деяния (…), Вы запрещаетесь в священнослужении до принятия решения епархиальным церковным судом».
Протодиакон много лет кусательно лаял на Церковь и ее служителей, формально продолжая в ней служить, многие прежние его речи (например, по поводу кончины патриарха Алексия II) были непозволительны не только для служителя Церкви, но даже и просто для культурного человека. Но каплей, переполнившей чашу долготерпения, стал кураевский пост в ЖЖ в день кончины о. Александра от морового поветрия.
Об умершем, исполняя свой пастырский долг, он написал: «В моей памяти сей недопротопресвитер останется как тупой карьерист, сделавший карьеру в сфере вип-сервиса». И далее пояснил свою мысль в комментариях. «Вопрос: Написать такое о новопреставленном… Одумайтесь, отче! Ответ: Агейкин немало безо всякой нужды позорил якобы христианскую церковь Моспатриархата. Вопрос: Как быть с тем, что он почил на Светлую Седмицу? Ответ: Прямо в рай, прямо в рай, только ножки задирай!».
Последняя реплика уж точно может исходить только от человека, которым явно крутят бесы. Этим существам нет надобности считаться даже с простейшими людскими приличиями.
Но хоть они его и крутят, А. В. Кураев не огорчен запретом в священнослужении — хотя считается, что для клирика жизнь в храме составляет главный смысл его жизни. А если и огорчен, то виду не подает, на вопрос, знает ли он о случившемся, отвечает: «Да, уже узнал. Я сейчас везу замечательного плюшевого медвежонка своим внучкам (точнее — внучатым племянницам, ибо при целибате законных детей и, соответственно, внуков иметь невозможно), и это для меня гораздо более актуально и важно».
Мнения же прочих разделились. Секта свидетелей Кураева, ничуть не менее преданная и убежденная, чем секта свидетелей Навального, только укрепилась в силе духа и умножила страшные проклятия Церкви и ее предстоятелю. Иного было трудно и ожидать.
Умеренно-либеральная церковная общественность (полагающая себя церковной или хотя бы околоцерковной), скорее, жмется и кряхтит. Сказать: «Все правильно тов. Кураев благовествовал» все-таки неудобно, бесноватость там так и перла наружу, поэтому используется тот довод, что запрет будет способствовать только большей популярности дьякона. В глазах общественности (не уточняется, какой именно) запрещенный дьякон предстанет, как пострадавший за правду.
А если вспомнить, какой он был прежде успешный миссионер, то и теперь он сможет отмиссионерить (выражение самого Кураева) по самое не могу все священноначалие и стать новым Лютером. Тут идея та, что до сих пор он все же держался в рамках (на иной взгляд, в очень широких рамках), а теперь ему нечего терять, и он станет сокрушать первосвященников с каким-то диким вдохновением.
На самом деле на одного успешного Лютера приходятся сотни недолютеров, приверженцы которых оказывается рассеяны даже при жизни ересеначальника — не говоря о более отдаленной перспективе. Предположение, что на сем камне (А. В. Кураеве) воздвигну церковь свою и врата адовы не сокрушат ее, представляется сомнительным. Скорее будет Тельман Хоренович Гдлян, о котором все забыли. Или Яков Гаврилович Кротов.
Люди же ортодоксального склада имеют к решению Святейшего единственную претензию — «Зачем так поздно?». Ибо то, что в протодиакона вселился целый легион бесов, было довольно очевидно уже как минимум несколько лет назад. А его прежние заслуги тут ни отчего не спасали. «Был сосуд избранный, стал сосуд диавольский» — это было, есть и будет до конца времен. А. В. Кураев тут не первый и не последний. Он давно уже ни единым словом (буквально, ни единым) не свидетельствовал о Христе, что должно составлять главную часть миссии, но огромным числом слов лжесвидетельствовал о Церкви. И зачем было так долго терпеть такое очевидное ругательство?
Но сказано «Оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою» (Мф 13,30). Что в применении к делам мирским может означать, что не следует торопиться с осуждением и должно прибегать к мечу духовному лишь тогда, когда превзойдена уже всякая мера непотребства.
Для предстоятеля таким переходом последней меры стало бесноватое глумление над бездыханным телом доброго пастыря отца Александра. Тогда и прозвучало: «Изыди!». Святейшему виднее. Нам же судьба А. В. Кураева — воистину, «лучше бы не родиться человеку сему» — лишний раз напоминает «Блюдите, сколь опасно ходите». От такого падения никто не застрахован.
Источник