АЛЕШКОВСКИЙ АлексейВся эта история, больше всего напоминающая о «Бесах» Достоевского, свелась в зеркале общественного мнения к моральному выбору между правдой и политической целесообразностью. Пражский горсовет решил переименовать площадь перед российским посольством, дав ей имя Бориса Немцова. Пять лет со дня его гибели не торопились, а тут вдруг надумали. Или вот в течение тридцати лет свободы не требовалось отмечать память о трагедии 1968 года, как вдруг в декабре чешский Сенат утвердил закон о признании 21 августа «Днем памяти жертв вторжения и последующей оккупации войсками Варшавского договора». Дорого яичко к Христову дню. Зато свежее предложение партии «Свобода и прямая демократия» установить 15 марта «День памяти жертв оккупации чешских земель нацистской Германией» правительство почему-то поддержать отказалось. Почувствуйте разницу. Политическая целесообразность правит бал. Очередной медиаскандал в российском информационном поле спровоцировала сенсационная публикация «Медузы» о том, что фигуранты дела «Сети» могут быть замешаны в наркоторговле и двойном убийстве. Саму публикацию за недостатком информации я обсуждать не хочу, тем более что редакция анонсировала продолжение расследования. Если участия в наркоторговле взятый на закладках с поличным подсудимый и не отрицал, то убийство на суде не фигурировало, и это породило закономерные вопросы у критиков издания. Но вот реакция на эту статью заслуживает отдельного разговора. Стадии отрицания и гнева прошли довольно быстро. Первым делом «Медуза» была объявлена нещупальцепожатной, потому как лила воду на мельницу ФСБ, которая ей якобы и слила информацию. Хотя в случаях с другими фигурантами люди с хорошими лицами никакими сливами не гнушаются. Скажем, бывший юрист Навального вспоминал: «Отдел расследований в Фонде борьбы с коррупцией (ФБК) самый маленький — два человека. Один из них — Георгий Албуров, который на работу через раз ходит. Я в жизни не поверю, что этот человек может хоть что-то накопать. Все расследования идут от партнеров. Могут прислать материал из какого-нибудь центра расследований. Могут закинуть иностранные партнеры. А бывает, расследование подгонят на почту — „черный ящик“. Якобы нам анонимно скидывают материалы на чиновников». Тут надо заметить, что возможную ангажированность источников надо принимать к сведению, но строить на ее основе гипотезы о правдоподобности фактов явно не стоит — иначе вы обречены самым анекдотическим образом становиться заложниками когнитивных диссонансов. Скажем, сейчас «Медузой» принялись размахивать самые отчаянные патриоты, которые намедни ею бы и ботинки побрезговали вытереть. О состоянии умов это свидетельствует самым печальным образом. Казалось бы, единственная задача журналистов — сбор и распространение информации. Но, как сказал Честертон, «каждый хочет, чтобы его информировали честно, беспристрастно, правдиво — и в полном соответствии с его взглядами». В сливе самом по себе ничего необычного или предосудительного для журналистики нет. Как недавно выяснилось, Монблан журналистской профессии — Уотергейтское дело — началось со слива из ФБР, а Никсон пал жертвой войны, которую ЦРУ вело со всемогущим Эдгаром Гувером. Вроде бы директор ФБР решил шантажировать компроматом самого президента — и скоропостижно скончался. Тем не менее свободная пресса, которая была едва ли не главным орудием в войне спецслужб, отстояла идеалы свободы и демократии. Проблема в том, что по части этих идеалов нет согласия даже в рядах самых отъявленных свободолюбцев. Вот, например, Юлия Латынина вновь возбудила общественность неожиданным заявлением: «Любой адекватно мыслящий человек, когда ему говорят про пытки, он испытывает разные чувства. Он прекрасно понимает, что можно пытками добиться самооговора. Например, инквизиция добивалась того, что тысячи женщин признавались, что они ведьмы. И пытками можно добиться реальных результатов. Например, американцы с помощью пыток получили сведения, которые позволили им ликвидировать бен Ладена». Понятно, что говорит она о разнице между принуждением к даче ложных показаний и добыванием у террористов оперативной информации, которая позволяет спасти человеческие жизни. Но звучит это весьма комично: есть плохие пытки и есть пытки хорошие. Есть наши и есть американские. Как говорил в романе Грэма Грина «Наш человек в Гаване» капитан Сегура: «Дорогой мой мистер Уормолд, вы же знаете, что есть люди, которые сами понимают, что их могут пытать, и люди, которые были бы глубоко возмущены, если б такая мысль кому-нибудь пришла в голову. Пытают всегда по молчаливому соглашению сторон». Когда о пытках заявляли идеологически чуждые либеральной интеллигенции фигуранты уголовных дел, ее представители, за редчайшим исключением, на это не обращали никакого внимания. И — понятное дело — поводом для широких общественных кампаний эти случаи никогда не становились. Отношение к закону у нас традиционно утилитарное: или он на темной стороне, или на светлой. Если на светлой, то все дозволено. В этом смысле «либералы» совершенно ничем не отличаются от «патриотов». Можно подумать, презумпция невиновности касалась Сердюкова и Васильевой, которых только что расстрелять как бешеных собак не требовали. Казус «Медузы» остался бы досадным пятном на ее скользкой репутации, если бы стадии отрицания и гнева не сменились стадиями торга и депрессии. Прекрасно перевел стрелки Кирилл Рогов: «Кажется, что обсуждаемая проблема выглядит так: люди, которым публика сочувствовала, видя в них жертв полицейского насилия и государственного террора, оказались торговцами наркотиками, а, возможно, даже и замешаны в убийстве. Но это полная туфта. История, которая рассказана в материале «Медузы», это вовсе не история о «фигурантах дела „Сети“, как мы читаем теперь с утра до ночи в наших собственных постах и комментариях. Это история о группе людей, которых силовики взяли за жабры в начале 2017 года (а разрабатывали, видимо, еще раньше) по делу о торговле наркотиками и которые оказались одновременно отчасти левыми активистами». То есть ранее невинные жертвы, на защиту которых выдвинулся авангард прогрессивной интеллигенции, у Рогова оказались попросту наркодилерами (а ведь наркотики не всем и инкриминировали). «Кровавому режиму» все равно «позор», а проблематика мучительного нравственного выбора вместе с проклятыми вопросами элегантно снята. Но поддержка «Медузе» пришла, откуда не ждали. Очень честный пост написал человек, в репутации которого не приходится сомневаться даже самым твердокаменным оппозиционерам, бывший узник Болотного дела Алексей Полихович: «Об этой дилемме — навреди невиновным или сообщи о виновных (предположительно) — я думаю все время. Я был тем самым журналистом, который знал об этой истории и не расследовал ее (…) Я рад, что эта история стала предметом обсуждения и опубликована. Рад, потому что я сделать этого не смог». Хлеще бьет бескомпромиссный Александр Подрабинек: «Вывод один и очень печальный: похоже, в оппозиционной среде конформизм так же силен, как в официозной. Хором кричать, хором молчать — это запросто, а только выйди из строя — получишь от либеральной общественности по полной программе. С самыми тяжкими обвинениями. Я понимаю людей моего поколения, которые поют в общем хоре. Такими их вырастила советская власть. Они и тогда смирялись с ней, как с печальной неизбежностью, скромно помалкивая в толпе таких же молчащих. Они и теперь предпочитают петь в общем хоре, даже если этот хор оппозиционный». Вся эта история, больше всего напоминающая о «Бесах» Достоевского, свелась в зеркале общественного мнения к моральному выбору между правдой и политической целесообразностью. Правда, к сожалению, бывает очень грязной. Белые рыцари и черные злодеи фигурируют преимущественно в сказках. А фигуранты дела «Сети», над которыми нависло подозрение в причастности к двойному убийству, были одновременно и веганами, тренировавшимися в стрельбе, и благотворителями, замешанными в наркоторговле. Это не говоря о ВИЧ-террористе, чьи похождения «Медуза» описывала еще три месяца назад: на это тогда никто не обратил внимания. Принять правду легко только тогда, когда она становится подтверждением нашей позиции. Поэтому, напирая на мораль и совесть, можно раскапывать всю правду о чужих, а о своих — не нужно: «Чистая Правда со временем восторжествует, если проделает то же, что явная Ложь».Источник