Фактически одобренное Конституционным судом и на бытовом уровне оправданное изъятие средств у дальних родственников и знакомых коррупционеров в действительности несет риск новых злоупотребленийКонституционный суд опубликовал три определения по жалобам осужденного за коррупцию бывшего полковника полиции Дмитрия Захарченко и его родственников. Они пытались оспорить принятое еще в 2017 году решение Никулинского суда Москвы об изъятии у них имущества на 9 млрд руб. Суд отказал жалобщикам и, опираясь на свои прошлые решения, подтвердил: даже если имущество, полученное (по мнению следствия и Генпрокуратуры) в результате коррупционных сделок, находится во владении неких третьих лиц (а не должностного лица), его можно обратить в доход государства. Владельцам изъятого имущества остается лишь доказывать, что они приобрели его на собственные доходы, вне связи с коррупционными действиями их родных и близких.
Учитывая место КС в российской правовой системе, это событие может серьезно повлиять на правоприменительную практику, причем с весьма неоднозначными последствиями.
Действительно, необходимость контроля за расходами публичных должностных лиц и изъятия несоответствующего официальным доходам имущества признана на международном уровне, что подтверждает 20-я статья Конвенции ООН о противодействии коррупции. Супруги и несовершеннолетние дети также попадают под действие этого правила, так как четко размежевать имущество супругов в большинстве стран достаточно сложно.
Что же касается распространения этого подхода на других родственников и тем более на знакомых должностных лиц, то здесь все гораздо сложнее. Устойчивой мировой практики тут нет, да и в России она не сложилась. Большинство коррупционных дел у нас возбуждается по статье о даче взятки, но средства, изымаемые у фигурантов в ходе обысков, как правило, позднее возвращаются владельцам.
С точки зрения права, чтобы что-то изъять, надо сначала доказать, что именно подозреваемый в коррупции перечислил средства или передал какие-то иные ценности владельцу отчуждаемого в пользу государства имущества. Однако, судя по решению КС, доказывать это не обязательно, достаточно подтвердить устойчивую связь между двумя лицами. А дальше уже суд должен решить, могло ли изъятое имущество быть приобретено законным образом.
www.adv.rbc.ru
По-человечески позиция Конституционного суда нам кажется справедливой, особенно если мы вспоминаем о миллиардах, изъятых по делу Захарченко. Нехорошо, если высокопоставленный коррупционер, выйдя на свободу после пяти—семи лет заключения, получает возможность спокойно тратить «заработанное». Но здесь есть и обратная сторона: подобная практика позволит обращать в доход государства собственность любых знакомых между собой людей. Российский суд обычно полностью согласен с доводами прокуратуры или следствия, а доказать факт знакомства совсем не так сложно, как финансовые отношения.
Получается, всегда можно сказать человеку: «Вы приобрели квартиру и машину на деньги, которые вам передал обвиняемый», — и изъять их, пока гражданин не докажет законность приобретения этого имущества. Однако в российских реалиях далеко не всякая даже вполне законная транзакция имеет доказуемый след. Например, опросы показывают, что старшее поколение предпочитает хранить сбережения в наличных деньгах, а значит, и наследство может быть получено в наличной форме. Тем более что налога на наследство по завещанию в России нет, отчитываться о нем перед налоговыми органами не надо. Проблемой могут стать и подарки от друзей или родных, нередко вполне существенные по стоимости и не имеющие внятного с точки зрения закона происхождения.
Важно также помнить, что масштабные коррупционные преступления в России нередко остаются безнаказанными не потому, что правоохранительные органы о чем-то не знают или им не хватает каких-то полномочий. Просто у определенных лиц есть возможность обогащаться незаконным путем, а негласное политическое покровительство позволяет не применять к ним нормы закона. В такой ситуации коррупционер рассчитывает, что его тайное богатство защищают не правовые гарантии, не позволяющие, например, изымать имущество у дальних родственников, а эти неформальные договоренности.
Об авторах
Кирилл Титаев,
ассоциированный профессор по социологии права им. С.А. Муромцева ЕУСПб
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.
Фактически одобренное Конституционным судом и на бытовом уровне оправданное изъятие средств у дальних родственников и знакомых коррупционеров в действительности несет риск новых злоупотреблений Конституционный суд опубликовал три определения по жалобам осужденного за коррупцию бывшего полковника полиции Дмитрия Захарченко и его родственников. Они пытались оспорить принятое еще в 2017 году решение Никулинского суда Москвы об изъятии у них имущества на 9 млрд руб. Суд отказал жалобщикам и, опираясь на свои прошлые решения, подтвердил: даже если имущество, полученное (по мнению следствия и Генпрокуратуры) в результате коррупционных сделок, находится во владении неких третьих лиц (а не должностного лица), его можно обратить в доход государства. Владельцам изъятого имущества остается лишь доказывать, что они приобрели его на собственные доходы, вне связи с коррупционными действиями их родных и близких. Учитывая место КС в российской правовой системе, это событие может серьезно повлиять на правоприменительную практику, причем с весьма неоднозначными последствиями. Действительно, необходимость контроля за расходами публичных должностных лиц и изъятия несоответствующего официальным доходам имущества признана на международном уровне, что подтверждает 20-я статья Конвенции ООН о противодействии коррупции. Супруги и несовершеннолетние дети также попадают под действие этого правила, так как четко размежевать имущество супругов в большинстве стран достаточно сложно. Что же касается распространения этого подхода на других родственников и тем более на знакомых должностных лиц, то здесь все гораздо сложнее. Устойчивой мировой практики тут нет, да и в России она не сложилась. Большинство коррупционных дел у нас возбуждается по статье о даче взятки, но средства, изымаемые у фигурантов в ходе обысков, как правило, позднее возвращаются владельцам. С точки зрения права, чтобы что-то изъять, надо сначала доказать, что именно подозреваемый в коррупции перечислил средства или передал какие-то иные ценности владельцу отчуждаемого в пользу государства имущества. Однако, судя по решению КС, доказывать это не обязательно, достаточно подтвердить устойчивую связь между двумя лицами. А дальше уже суд должен решить, могло ли изъятое имущество быть приобретено законным образом. www.adv.rbc.ru По-человечески позиция Конституционного суда нам кажется справедливой, особенно если мы вспоминаем о миллиардах, изъятых по делу Захарченко. Нехорошо, если высокопоставленный коррупционер, выйдя на свободу после пяти—семи лет заключения, получает возможность спокойно тратить «заработанное». Но здесь есть и обратная сторона: подобная практика позволит обращать в доход государства собственность любых знакомых между собой людей. Российский суд обычно полностью согласен с доводами прокуратуры или следствия, а доказать факт знакомства совсем не так сложно, как финансовые отношения. Получается, всегда можно сказать человеку: «Вы приобрели квартиру и машину на деньги, которые вам передал обвиняемый», — и изъять их, пока гражданин не докажет законность приобретения этого имущества. Однако в российских реалиях далеко не всякая даже вполне законная транзакция имеет доказуемый след. Например, опросы показывают, что старшее поколение предпочитает хранить сбережения в наличных деньгах, а значит, и наследство может быть получено в наличной форме. Тем более что налога на наследство по завещанию в России нет, отчитываться о нем перед налоговыми органами не надо. Проблемой могут стать и подарки от друзей или родных, нередко вполне существенные по стоимости и не имеющие внятного с точки зрения закона происхождения. Важно также помнить, что масштабные коррупционные преступления в России нередко остаются безнаказанными не потому, что правоохранительные органы о чем-то не знают или им не хватает каких-то полномочий. Просто у определенных лиц есть возможность обогащаться незаконным путем, а негласное политическое покровительство позволяет не применять к ним нормы закона. В такой ситуации коррупционер рассчитывает, что его тайное богатство защищают не правовые гарантии, не позволяющие, например, изымать имущество у дальних родственников, а эти неформальные договоренности. Об авторах Кирилл Титаев, ассоциированный профессор по социологии права им. С.А. Муромцева ЕУСПб Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.