Идеологи различных подходов к борьбе с распространением новой коронавирусной инфекции подводят промежуточные итоги. Можно выделить три стратегии борьбы с пандемией, которые были опробованы разными странами, жесткий карантин, открытый режим с ограничениями для группы риска и режим тотального отслеживания цепочек контактов. Отметим, у каждой из моделей поведения есть как сторонники, так и противники. Самой распространенной мерой стало введение жесткого карантина — так называемого локдауна, который в целом оправдывает себя, но только как критическая мера. Действительно, всеобщий карантин может помочь не допустить перегрузки системы здравоохранения, но обладает пагубными последствиям, такими как глубокий экономический спад, сокращение производства и разрушение привычного уклада жизни. На это пошли большинство мировых государств, включая Россию. Последствия решительных мер российских властей, наверное, ощутили многие наши соотечественники. Самой непопулярной стратегией стала так называемая шведская модель, которая не предполагает всеобщего карантина, разрушения привычного уклада жизни и ограничений для бизнеса. Она включает ограничения для людей из группы риска и призвана выработать популяционный иммунитет. Такой модели придерживается в первую очередь Швеция и, например, Республика Беларусь. В последнее время шведская стратегия подвергалась критике из-за высокой смертности от коронавируса. По данным Worldometer, число смертей от коронавируса на 1 млн населения в Швеции достигло 461. Для сравнения, — в России смертность на 1 млн человек составляет 40 человек. Однако здесь нужно сделать оговорку на различную методологию подсчета. Так, в Бельгии, где в статистику заносились практически все умершие от пневмоний, а также умершие от других причин смерти, у которых было подозрение на COVID-19, показатель смертности на 1 млн жителей составляет 828. А ведь Бельгия карантин вводила. Главный эпидемиолог Швеции Андерс Тегнелл считает, что стратегия себя оправдала, несмотря на ряд ошибок, допущенных из-за низкой информированности о вирусе на раннем этапе борьбы. Тегнелл согласен, что больше внимания нужно было уделять контролю за домами престарелых и масштабам тестирования. Он отмечает, что эффективность шведской модели можно будет увидеть по цифрам после второй волны пандемии — по данным на начало мая, у 7,5% населения Швеции были обнаружены антитела к коронавирусу. — В Швеции из-за большой смертности в домах престарелых вся их стратегия в этом отношении выглядит негуманной, — поделился с «СП» доктор биологических наук Сергей Нетесов, добавив, что ожидает скорой отставки министра здравоохранения Лена Халленгрена. — Также можно выделить третью стратегию борьбы с эпидемией, которая была взята на вооружение, например, в Южной Корее. В каком-то смысле это смешанная стратегия. Она заключается в массовом тестировании, отслеживании контактов зараженных, а также раскрытии этих данных в обезличенном виде для остальных граждан. Это хотя и нарушает конфиденциальность, зато эффективно позволяет сдержать распространение болезни. Статистика Южной Кореи говорит сама за себя — смертность на 1 млн населения по итогам первой волны составила всего пять человек. В ожидании вакцины и второй волны пандемии коронавируса российским властям следовало бы рассмотреть преимущества и недостатки всех стратегий борьбы, но реализовать все положительные моменты вряд ли получится. Об этом мы поговорили с медиком и депутатом Госдумы от КПРФ Алексеем Куринным. «СП»: — Оправдался ли шведский сценарий борьбы с пандемией коронавируса? — В чистом виде нет, конечно. Сами шведы, их идеолог признали, что были недоработки и четче надо было работать по домам престарелых и по эпидемиологическим расследованиям. Было сказано, что школы, вероятно, не надо было закрывать, чтобы дать возможность детям переболеть и сформировать иммунную прослойку. Однако в целом многие страны, в том числе и Россия, после двухмесячной самоизоляции и жестких мер так или иначе на шведскую модель пошли. «СП»: — Если уделить внимание исправлению ошибок шведской модели, можно сделать ее эффективной? — Развитие событий объективно показало, что жесткие меры самоизоляции себя не оправдали в первую очередь по части экономической составляющей. Решение российских властей о выходе из самоизоляции продиктовано экономическими причинами. Находиться в режиме карантина долго невозможно и выходить в нормальную жизнь довольно сложно, потому что начинается подъем заболеваемости, как мы это видим в России. Может быть в Москве чуть-чуть получше, но в регионах идет подъем. Лучший вариант реагирования — это нечто среднее между жесткими мерами, на которые пошли большинство стран, и открытый вариант как в Швеции. «СП»: — Какая модель предпочтительнее во время второй волны эпидемии, если она будет? — Ученые прогнозируют, что будет вторая волна. Шведские ученые ранее говорили, что к июлю они получат иммунную прослойку, чтобы прекратить широкое распространение вируса, но пока этот процесс несколько замедлился. Цифры, которые они ожидали — 50−60% переболевших, пока не достигнуты. Видимо, это будет более долгий процесс и нельзя исключать, что осенью будет вторая волна. Это произойдет, если не появится эффективной вакцины, а я думаю она не появится. И второй момент, если на вирус не будут действовать какие-то природные факторы, о которых мы не знаем. «СП»: — Во время второй волны у стран, которые позволяли людям переболеть, будет преимущество? Исходя из количества переболевших, в России появилась иммунная прослойка? — Россия очень большая страна и ситуация в разных регионах совершенно отличается. Если Москва и еще ряд регионов приближается по числу переболевших к 10% населения, а в некоторых местностях и 40−50% уже есть антитела, то в других регионах инфекция была мало распространена. В целом, я думаю, что Швеция встретит вторую волну более спокойно, чем Россия и другие страны, которые применяли жесткие меры. «СП»: — Когда, по вашему, появится вакцина от коронавируса и ожидаете ли вы успехов от Минобороны, которые приступают к клиническим испытаниям российского варианта? — Вакцина, я думаю, к концу года появится в нескольких вариантах. Их будут испытывать и к декабрю-январю уже могут пустить в промышленное производство. В отношении Минобороны у меня большие сомнения, учитывая, что примерно год назад ведомство пролоббировало для себя отдельный порядок регистрации медицинских препаратов, отличный от общего порядка для гражданской фармпромышленности. Я не исключаю, что отдельный порядок предполагает сокращение неких обязательных вариантов исследований, которые гарантируют создание именно безопасной вакцины. Я скептически отношусь к заявлениям Минобороны, когда они говорят, что быстрее всего остального мира создадут эффективную вакцину. «СП»: — Стратегия Южной Кореи и ряда других азиатских стран, основанная на отслеживании цепочек контактов, доказала свою эффективность. Может ли она быть использована и в России с учетом накопленного в последнее время московского опыта? — У меня большие сомнения. Никто не мешал южнокорейскую модель применять и в первую волну, и сейчас, не вводя непропорциональные ограничения. Вредили иногда больше, чем помогали — можно вспомнить случай с очередями в метро, я уже не говорю об экономике, по которой полный провал. Такая модель требует системной организации медицинской помощи, большого числа специалистов, жесткого государственного участия, и если Россия могла использовать южнокорейский сценарий, она бы его уже использовала. Видимо, есть причины, которые не дают пойти по наиболее оптимальному на сегодня пути. Вакцина от Коронавируса О вреде антисептиков рассказал Геннадий Онищенко Роспатент пообещал, что к середине лета в России появится лекарство от коронавируса Коронавирус разрастается: во всем мире заразились свыше 7 млн человек Комаровский рассказал, что делать переболевшим коронавирусом