В Китае с известной прохладцей прокомментировали слова президента России о возможности военного союза между двумя странами. При этом в Пекине постоянно подчёркивают курс на сотрудничество с Россией. Однако очевидно: та самая прохлада в наших отношениях постепенно нарастает. Почему? На этот вопрос Царьграду отвечает один из виднейших отечественных китаистов. Военный союз между Китаем и Россией? В принципе, такой возможности мы не исключаем. Сию удочку забросил в тину общественного мнения президент Владимир Путин в своём выступлении перед Валдайским клубом 23 октября. Он, правда, оговорился в том смысле, что «пока мы не ставили перед собой этих целей, так что посмотрим». Но червячок идеи был вброшен. Военный союз? Нет, потому что защищать вас мы не хотим И вот пришла информация из Китая о том, что по данному поводу полагают в этой стране. Ответ был озвучен, разумеется, неофициально, через издание South China Morning Post, где было опубликовано мнение сотрудника Шанхайской академии общественных наук Ли Лифаня. Но в целом это можно считать неофициальным «официальным ответом». Потому что, во-первых, в Китае по таким темам самодеятельность не допускается, а всё централизовано. А во-вторых, Академия общественных наук – это академия коммунистической партии Китая. Правящей. Итак, на фоне очень-очень уклончивого официального ответа – слова Путина «демонстрируют высокий уровень и особый характер наших двусторонних связей» – мнение от представителя министерства иностранных дел Ли Лифань раскрывает подоплёку. И заключается она в том, что, по его словам, шансы на создание военного союза между Россией и Китаем по-прежнему малы. По какой причине? По самой важной! Потому, что это вынудит обе стороны защищать друг друга в случае нападения. То есть именно обязанность защиты союзника и не позволяет вступить в союз. Китай нас защищать не будет. И даже воевать на нашей стороне. Другой учёный, профессор в области международных отношений Университета Жэньминь и советник Госсовета Китая Ши Иньхун вообще высказался в том смысле, что Путин просто выразил «стремление РФ быть важным нейтральным игроком с целью заставить Соединённые Штаты или Китай пойти на важные уступки». Наша дружба несокрушима? В то же время совсем недавно в Китае высказывались куда более дружественные слова в адрес России. Сплочённость Китая и России подобна скале, наша дружба несокрушима, а стратегическое сотрудничество двух стран не подвержено влиянию внешней среды. Эта фраза из интервью главы китайского МИД Ван И агентству Синьхуа достойна быть высечена в мраморе. Однако китайской дипломатии уже, по меньшей мере, три тысячи лет, и какая глубинная суть таится за внешне абсолютно однозначными словами, понять возможно далеко не всегда. И уж точно – не будучи специалистом по Китаю. И ещё более точно – если анализировать достаточно противоречивые, а в общем итоге довольно-таки прохладные высказывания в адрес Москвы. Как всё это понять? За разъяснением сути, если не конкретно слов Ван И, но, во всяком случае, нынешнего состояния российско-китайских отношений мы обратились к одному из самых компетентных китаистов нашей страны руководителю Центра социально-экономических исследований Китая Института Дальнего Востока РАН доктору экономических наук Андрею Островскому. – В России весьма благожелательно приняли слова министра иностранных дел Китая о несокрушимости нашей дружбы и стратегических отношений. А пресса так и вовсе прокомментировала выступление Ван И в весьма восторженном ключе. И всё же кажется, будто есть некий привкус не то чтобы оправдания, но некоей полемики с кем-то, что не совсем соотносится с тезисами китайского министра. Словно бы он стремится убедить всех, что ощущение заметного похолодания в отношениях между Россией и КНР на самом деле ложно? – Да, есть такая проблема. Похолодание в отношениях действительно ощущается. Но тут надо смотреть на причины. Когда начался этот коронавирус, поскольку он пошёл из Китая, мы, естественно, закрыли прежде всего китайскую границу. Хотя, на мой взгляд, надо было закрыть и западную тоже. Потому что коронавирус к нам пришёл не из Китая. Оговорюсь: по закрытию границы с Китаем сделали всё правильно – закрыли, и людей выдержали в карантине. А вот тех, кто прибывал из Европы, в карантине не выдержали, и вся зараза прилетела к нам оттуда: из Италии, Австрии, Швейцарии и т.д. Надо было закрывать именно Запад – и оттуда, и туда. Это потом сделали, но с опозданием. А с Китаем в это время все контакты были практически заморожены. Вот хотя бы в нашем институте всегда было много китайцев, китайских делегаций. Я уже не говорю про Общество китайско-российской дружбы и прочие подобные структуры, про визиты всевозможных делегаций. С бизнесом ситуация такая же. Практически начиная с февраля китайцы приехать к нам сюда не могли из-за закрытых границ. С Китаем отношения надо поддерживать личные, персональные. Договоры – это всё хорошо, это работает, но в отношениях с китайцами все договоры непременно персонифицируются. А поскольку этой персонификации с февраля по сентябрь и далее не присутствовало, то поэтому и отношения, мягко говоря, стали более прохладными, более формальными. Более того, в китайской прессе появились отдельные антироссийские публикации. В частности, я видел на сайте weixin.qq китайский ответ некоего Цзян Чуня на поздравление вице-мэра города Яньтай Ли Чжаохуэя со 160-летием города Владивостока. И там была очень жёсткая критика поздравившего Владивосток вице-мэра с тем, что нельзя поздравлять со 160-летием Владивосток, который находится на территории, полученной Россией после подписания Пекинского договора в 1860 году». Более того, эта критика содержалась и в статье Ху Сицзиня в газете «Хуаньцю шибао» (англоязычная версия Global Times). Но главное в другом – в том, что было подтверждено: Россия и Китай по-прежнему дружат. – То есть это всё же можно трактовать как посланный сигнал. А кто был инициатором этого сигнала? Ван И отвечал на посылы Лаврова или это была самостоятельная инициатива? – Я думаю, что это всё-таки было совместное решение, коллегиальное – отсечь всяческие спекуляции и подтвердить продолжение курса на стратегическое сотрудничество. Это определяется международной обстановкой. В частности, США ведут довольно активную борьбу и с Китаем, который является сейчас для Вашингтона главным врагом, и с Россией. Поэтому в этой ситуации наша задача сотрудничать с Китаем, а их – с Россией. – Словом, была задача подтвердить курс на сотрудничество? – Да. Подтвердить – особенно для журналистов. Но и в реальности ни у нас, ни у китайцев особого выбора, кроме тесного сотрудничества между собой, нет. Американцы заявили себя как общий враг, так что российско-китайское стратегическое взаимодействие на этом фоне вещь естественная и логичная. Хотя, конечно, проблемы у Пекина не только с США. Они у КНР имеются и со странами Юго-Восточной Азии, есть сложности в Южно-Китайском море, непростая ситуация с проектом «Один пояс – один путь». Хотя эта инициатива по большому счёту выгодна для многих стран, но все боятся попасть к китайцам в долговую кабалу. Напомню историю с портом Хамбантота в Шри-Ланке, с Гвардаром в Пакистане и ряд других. – Кстати, по этому поводу нередко можно услышать мнение, что китайцы слишком любят покорять. Многие из тех, кто вёл или ведёт бизнес с китайцами, говорят, что если те в каком-то проекте участвуют, если дают деньги, то за эти деньги они хотят всё контролировать. – Абсолютно правильная точка зрения. – Следовательно, если они так же ведут себя и на межгосударственном уровне, определённое похолодание в отношениях с китайцами обеспечено и с нашей стороны. Неизбежно затрагивается вопрос суверенитета, которым, как не раз заявлялось, Россия не торгует. – Надо деньги на российско-китайские проекты давать. Стараться участвовать в проектах на равных, а не только за китайский счёт. Надо участвовать в таких проектах, которые суверенитет России надёжно обеспечат. – По словам китайских официальных лиц, за последние шесть лет КНР только прямых инвестиций в затронутые «Поясом и путём» страны вложила под 100 млрд долларов. И основала торгово-экономические зоны в этих странах с общим объёмом инвестиций более 30 миллиардов долларов. Трудно противостоять такому экономическому размаху. – Это правильно. Китай активно развивает инициативу «Один пояс и один путь». А нам деваться особо некуда. У нас же даже на научные проекты ничего не дают. Например, российские учёные часто вынуждены ездить в Китай за китайский счёт. Например, учёные хотели бы ездить на конференции и вести исследования за собственный счёт, за счёт российской стороны, но денег нет. Соглашения между Российской академией наук и Академией общественных наук Китая с 2013 года прекратились. В итоге нам дали понять: что институты должны работать с китайцами сами, за счёт собственных внутренних ресурсов. Мы и работаем, делаем, что можем и как можем. Но это не то, что было раньше. Условия научных контактов ухудшились, мы стали играть подчинённую роль. А как ещё, раз мы даже перелёты из Москвы в Пекин не можем оплатить. И так ведь не по одной науке. – То есть нам необходимо больше равноправия в отношениях с Китаем, но при условии… – …что оно обеспечивается равным финансированием тех или иных проектов. Если мы мало финансируем, соответственно, какое может быть равноправие? Это как договор всадника с лошадью получается. – То есть равноправие в наших руках? Надо только перестать быть «лошадью»? – Да. Просто объективно в наших отношениях с Китаем существуют такие вещи, которые правительству надо иметь в виду. Но такое ощущение, что там всё это дело не понимают. И пока не поймут, изменения в ситуации ждать не стоит.