С Эдуардом Лимоновым я решила во чтобы то ни стало поговорить после выхода его книги «Лекции о будущем. Мрачные пророчества», где он кратко изложил свои прогнозы, перечислил риски, которые будут подстерегать человечество в обозримом будущем. Еще до того, как весь мир был повергнут в хаос пандемии, и обыватели открыли для себя ужасное слово «коронавирус», Лимонов говорил о конфликте природы и человека, о проблеме перенаселенности Земли. В книге, вышедшей за год до эпидемии, Лимонов писал о времени катастроф и вспоминал Мальтуса. «Мрачный Мальтус — английский экономист 18 века, которого атаковали и либералы и марксисты, в итоге, оказывается, будет прав в своих неприятных и страшных предсказаниях, а не певцы прогресса», — заявлял Лимонов. Эдуарда Лимонова похоронили в МосквеИ сейчас, вне зависимости от причин коронавируса, даже таких конспирологических или мистических, как утечки из лабораторий по разработке биологического оружия или же запуск естественного механизма уничтожения лишних «нахлебников» со стороны природы, уставшей от неуемного потребления, Лимонов оказывается прав в том, что он вовремя вытащил из забвения угрюмого английского священника. Писал он и об опасностях эпизотий. Если он и не совсем попал в точку в случае с корновирусом, то уловил главную мысль. «Есть такой шанс, что мощные эпизоотии — синдром коллапса колоний пчёл CCD, африканский грибок на пшенице (угандийская плесень UG99), птичий грипп и подобные им — нарушат систему питания людей настолько, что это приведёт к мировому кризису, чреватому войнами и снижением уровня развития», — говорил писатель в той же книге, изданной в начале 2019 года. Он поднял в этой книге многие важные вопросы, писал в том числе о возрастающей роли ислама, о рисках, связанных с философией толерантности, о вызовах, которые стоят перед Россией. И все это, конечно же, хотелось обсудить подробнее. Мы договаривались встретиться еще во время его поездки в Донецк, но тогда интервью не получилось. Он приехал в Донбасс совсем ненадолго и был крайне расстроен тем, что ему не удалось съездить на передовую. Предложил встретиться в Москве, сказал, чтобы я попыталась поймать его где-то в перерывах между его многочисленными зарубежными поездками. Но я все время находилась в Донецке, и встретила Эдуарда Лимонова только в конце года, на презентации его книги «Будет ласковый вождь», посвященной событиям в Казахстане. Тогда, раздав десятки автографов, он, видимо, устал от общества и отказался от интервью, но потом я все же добилась встречи с легендарным писателем. «В пятницу он будет ждать вас в три часа дня, встретимся на Новослободской в центре зала», — сказал мне Александр Каменский — соратник и по совместительству охранник Эдуарда Вениаминовича. Мы прошли старыми бесснежными московскими дворами к дому, где жил писатель. Лимонов встретил нас на пороге своей квартиры, и я обратила внимание на то, что жил он очень аскетично. Дверь в спальню была приоткрыта, и в полутьме можно было рассмотреть только огромный книжный шкаф, занимавший целую стену — от пола до потолка он был заполнен старыми переплетами. В кабинете писателя стояла большая, живая ель, на стенах висели авангардный портрет, старые фотографии Эдуарда Лимонова в камуфляже в окружении соратников, на полке компьютерного стола — фотография его любимой женщины. Это было самое сложное интервью в моей практике. Лимонов, давший за свою жизнь тысячи интервью и уставший от неизбежно повторяющихся вопросов, был поначалу не настроен на диалог, и даже не смотрел в мою сторону. Когда я задавала заранее подготовленные вопросы, которые казались мне умными, он отметал их, говорил что-то вроде «откуда мне об этом знать». Я не понимала, что делать, и в новых, сочиняемых на ходу вопросах, стала цитировать его книги, в надежде таким образом вызвать симпатию со стороны Лимонова. План не сработал. «Зачем вы пересказываете мне мои книги? Я же перед вами сижу, живой», — раздраженно ответил он. Я не знала, что может спасти интервью, и начала задавать отчаянные вопросы, которые казались мне слишком резкими. — Почему у вас не получилось поднять восстание в Казахстане? — Нас тогда все предали, нас предали на всех уровнях, — ответил очень искренне Лимонов. На середине беседы он оживился, его взгляд стал совсем юным, глаза живыми и бодрыми, в них загорались и гасли лукавые искорки. Говорили о войне, он изложил вроде бы обычную мысль, что на войне человек раскрывается, и что только там можно понять, кто есть кто. Но он знал, о чем речь, и поэтому, может быть, немного избитые слова, произнесенные им, приобретали особый вес. Война, с которой я приехала, была ему уже не очень интересна. «Почему вы выбрали вот этот вот путь? Вы слишком зависимы от России, вы же могли быть гораздо более свободными. Почему вы, в конце концов, не помогли Харькову, вы бросили Харьков!» — говорил он тогда с неподдельным возмущением, говорил со мной как с человеком, только что приехавшим с Донбасса, отождествляя меня с ЛДНР. Вечером того же дня после нашего разговора сделал в своем ЖЖ краткую запись под заголовком «И не пытались»: «ДНР, ЛНР … про никакой поход на Харьков или харьковскую область я от вас не слышу. Превратились в торговые республики? Ни в одну слободу даже самую маленькую и не пытались… Ну хоть на час бы в слободу, в городок, душе бы ненадолго, но вольно стало бы», — написал Лимонов. Мы говорили о многом, и, к счастью, основные мысли он выразил в других интервью, к тому же оставил огромное литературное наследие. Лимонов провожал нас доброжелательно, я спросила его о планах очередной поездки на Донбасс, он говорил, что, возможно, приедет позже, он был радушен, не закрывал двери своей квартиры до тех пор, пока не захлопнулись створки лифта, куда мы едва втиснулись вдвоем (лифт был очень узким, такие еще остались в старых московских квартирах). Сложно передать все эмоции, которые я испытала, обнаружив, что диктофон, на который я записала десятки интервью в совершенно разных, порой близких к экстремальным, условиях, не записал этой беседы, запись не воспроизводилась, интервью исчезло, как картина Бэнкси на аукционе. После этого я вернулась на войну в надежде еще раз встретиться с Эдуардом Лимоновым. А спустя несколько месяцев писатель умер. Лимонов был похоронен на Троекуровском кладбище — «на русском кладбище, чтобы со всех сторон лежали бы русские». Закрытый гроб (все в той же книге он просил не выставлять его тело на обозрение) был прикрыт флагом созданной и возглавляемой им партии. Переоценить значение Лимонова и его влияние на общественную мысль и политику нельзя. Он первым заявил, что Крым — это Россия в те годы, когда эти притязания казались невозможными. Именно его ребята впервые водрузили российский флаг в Крыму — еще в 1999 году, на день независимости Украины проникли на башню Клуба моряков в Севастополе, находящуюся на высоте 36 метров над городом, помимо флага России вывесили там еще и транспарант «Севастополь — русский город». Тогда в этой акции принимал участие Сергей Фомченков, гораздо позже, в 2014 году отправившийся воевать на Донбасс. До Русской весны в 1999 году было еще очень далеко, но в этом политическом жесте, в акции прямого действия, как называл их Лимонов, был одновременно и прогноз, и волевой посыл. Кто знает, стал ли возможным 2014 год, если бы в 1990-е никто не осмеливался заявлять открыто то, что затем смогло воплотиться в жизнь. В своей книге «Лекции о будущем» Лимонов дал не только прогнозы, но и оставил свое политическое завещание, которое стоит воспроизвести целиком: «Следует присоединить к России русскоговорящие области, в настоящее время являющиеся колониями так называющей себя „Украины“, в первую очередь Харьковскую с великим русским городом Харьковом, Одесскую и многие другие, всего числом восемь. По смерти Назарбаева Россия должна предъявить претензии на половину территории Казахстана (другую половину — восток и юг Казахстана разумно уступить Китаю, таким образом разделив ответственность за полное упразднение Республики Казахстан). Рекомендую взять в Российскую Федерацию целый пояс городов к югу от российско-казахской границы, начиная с Уральска через Семипалатинск и включая Усть-Каменогорск, и таким образом включить в себя и Южный Алтай. Но в основном рекомендую отхватить весь запад нынешнего Казахстана, от берегов Каспийского моря до моря Аральского. Не отберете — прокляну! И ничего у вас не будет получаться!». Кристина Мельникова