Событие дня:
Москва C
Аудиолекции и записи выступлений доктора филологических наук и профессора Евгения Жаринова, посвященные истории культуры и произведениям массового искусства, пользуются большой популярностью в Сети. Мы побеседовали с Евгением Викторовичем о том, как сериалы стали «высоким жанром», о возможности повторения техногенной катастрофы, равной «Чернобылю», насилии как философском принципе и о том, как в ближайшем будущем изменятся основы существования человечества.
«СП»: — Евгений Викторович, несколько лет назад сериалы считались, прежде всего, развлекательным жанром, сегодня многие из них без преувеличения можно назвать произведениями искусства, а некоторые имеют и политический резонанс. Что стало причиной таких перемен?
— Это произошло не несколько лет, а как минимум три десятилетия назад. Сериал перестал быть развлекательным жанром в начале 90-х, после того, как вышел «Твин Пикс». Дэвид Линч, один из выдающихся режиссёров современности, пришел в сериал и взорвал этот жанр изнутри, навсегда изменил отношение к нему.
После этого «мыльные оперы», такие как «Даллас» или «Династия» приказали долго жить. «Мыльные оперы» получили такое название из-за сопровождавшей их рекламы моющих средств и мыла, компания Procter & Gamble была их главным спонсором, а основной аудиторией были домохозяйки. «Твин Пикс» Линча уникален по своему замыслу, это киноэпопея, длительностью более 40 часов, состоящая из множества серий. После выхода «Твин Пикса» стали появляться сериалы как высокохудожественные произведения.
Еще один фактор — кризис голливудского кинематографа, конец его «золотого века». Из Голливуда ушли мэтры большого кино — Милош Форман, Фрэнсис Форд Коппола, Алан Паркер, работы Мартина Скорсезе начали становиться все более коммерческими, а тот же Дэвид Линч перестал активно снимать фильмы. Перестройка началась со знаменитой картины Стивена Спилберга «Челюсти» (1975), продемонстрировавшей, что кино может принести больший доход, чем сталелитейное производство.
Спилберг, и Джордж Лукас с его «Звёздными войнами» перевели голливудский кинематограф на коммерческие рельсы. Спилберг создавал и очень интеллектуальное кино, как «Дуэль», но отказался от этого, предпочел снимать «Челюсти» и совершил, по сути дела, революцию — кино стало очень успешным коммерчески. И голливудские актеры, снимавшиеся у великих режиссёров, стали постепенно уходить в телевизионные сериалы, продолжавшие традицию «золотого Голливуда» только на экране домашнего телевизора.
Так на смену делягам, снимавшим «мыльные оперы», пришли профессионалы высокого класса. И с лёгкой руки Дэвида Линча сериалы стали иметь огромное значение, даже появился свой сериальный «Оскар» — премия «Эмми». Недавно ее получил мини-сериал «Чернобыль» и эпопея «Игра престолов». «Игра престолов» выходила в течение десяти лет, пережила взлеты и падения, есть очень удачные сезоны, как например третий, есть и проходные. Ещё один сериал, который в своё время получил такое же признание - «Во все тяжкие». Это шедевр из шедевров, равный «Твин Пиксу». Появились скандинавские сериалы, аналоги «Твин Пикса» — «Фортитьюд», «Мост», израильские сериалы — например, «Военнопленные», по мотивам которого американцы сняли сериал «Родина». Есть и, как и везде однодневки, но эти сериалы просто великолепны.
«СП»: — Вы сказали, что сериалы стали иметь большое значение и упомянули сериал «Чернобыль». В нашей стране он стал общественно-политическим событием, активно обсуждался на разных уровнях, и в российских прогосударственных СМИ его назвали «американской пропагандой». Уместны ли такие заявления, на ваш взгляд?
— Это у нас «Чернобыль» стал общественно-политическим событием, на Западе это просто высокохудожественное произведение, которое рассказывает о катастрофе, изменившей весь мир. Чернобыльская катастрофа во многом стала причиной развала СССР, после нее практически и произошла перестройка. Хронологически перестройка началась в 1985 году, за год до Чернобыля. Уже было ясно, что нельзя жить по-старому, обманывать по-старому. Катастрофа имела планетарное, а не просто локальное значение, наглядно продемонстрировала, что мир находится на грани техногенной катастрофы, которая может быть равна по последствиям возможной Третьей мировой, и изменила мировое сознание. И тут, как говорится, политика подтянулась.
Выход сериала был приурочен к годовщине трагедии, и в его создании приняли участие лучшие актеры Ларса фон Триера, сыгравшие в «Рассекая волны», им нет равных — Эмили Уотсон, скандинавский гений Стеллан Юн Скарсгард, мастер перевоплощений. Он очень убедительно играет советского функционера. Этот сериал — дань тем людям, которые совершили подвиг, посвящение событию, которое поставило человечество перед выбором. Перестройка произошла потому, что возникли технологические и техногенные проблемы такого уровня, с которыми одна страна уже справиться не могла, нужна была помощь всего мира. Мы просто не знаем всех решений, которые принимались, как и откуда поступала помощь. Об американской пропаганде говорят люди узколобые.
«СП»: — Почему мы не можем такой сериал снять, хотя это наша история?
— И слава богу, что там не было Безрукова, который играл бы там всех и вся, и других «замыленных» российских актёров. Слава богу, сыграли представители другой школы и настолько убедительно, а постановщики воссоздали эпоху в деталях вплоть до запонок. Мы не можем такой сериал создать, потому что у нас до сих пор существуют запреты на определённые темы. Мы до сих пор не можем откровенно говорить о наших проблемах, предпочитаем больше врать. Потому что мы живём в такой стране, где в любой момент может произойти подобная техногенная катастрофа, и просто закрываем на это глаза.
«СП»: — В случае с сериалом «Чернобыль», как вы сказали, политика подтянулась. Есть сериалы, снятые на политические сюжеты, как «Карточный домик», рассказывающий о том, что происходит внутри Белого дома.
— Если бы мы снимали внутриполитическую игру, то, что происходит на верху власти, с такой же откровенностью, как сняты сериалы «Карточный домик» или «На грани»! Но я боюсь, что если на экране будет такая честность, то многие установки на враньё полетят сами. И начнётся вторая перестройка, которая никому не нужна.
«СП»: — А вы считаете, что в случае с «Карточным домиком» действительно речь идет о честности, а не о художественной игре?
— Допустите хотя бы эту художественную игру, но и ее не допустят. Лучше просто врать, что у нас ничего не горит, не тонет, леса не вырубаются, всё нормально. Посмотрите, какого уровня достигла коррупция. Разве об этом кто-то говорит или что-то снимает не в радужных тонах?
«СП»: — Был бы сериал о коррупции в России увлекательным?
— Я думаю, что это был бы сериал страшнее любого хоррора Стивена Кинга, о таких вещах, которые даже вообразить невозможно. Мы даже одного процента не знаем об уровне коррупции. Если брать только официальные источники, то страшно становится. Я просто включаю youtube и слушаю, что говорит Андрей Караулов, абсолютно сервильный по отношению к государству человек, и он бьёт в набат: «Куда смотрит президент? Что творится?». Все сценарии уже есть в передачах Караулова «Момент истины». Бери и снимай.
«СП»: — В целом, в последнее время государство начинает контролировать сферу культуры и искусства. Можно ли говорить о том, что художественные произведения становятся орудием пропаганды и начинают обслуживать государственные интересы?
— Здесь не надо преувеличивать. Цензуру не ввели, хотя некоторые люди во власти и люди искусства очень хотели этого. И молодые режиссёры снимают очень яркие и честные фильмы. Например, Юрий Быков, недавно снял картину «Завод» на очень болезненную тему, о том, как закрывают завод в глубинке и что происходит с людьми, которых просто выбрасывают на улицу. Единственное место, где они могли зарабатывать на хлеб — это завод, который никому не нужен.
Или взять другие фильмы Быкова «Дурак» и «Майор» о коррупции в полиции, «Пыль» Сергея Лобана, фильмы Василия Сигарева и Андрея Звягинцева, я могу долго перечислять - они финансируются не только Министерством культуры. И Министерство культуры не применяет к ним никакую цензуру. Современные российские фильмы и даже сериалы мне очень нравятся. Посмотрите, какие потрясающие сериалы Бориса Хлебникова «Обыкновенная женщина» или «Звоните ДиКаприо» Жоры Крыжовникова. «Больше, чем люди» уже покупает Netflix. Нам есть чем гордиться, мы уже выходим на уровень мирового кино. И не благодаря Министерству культуры, а во многом вопреки.
У нас великолепная документальная школа, которая создает кино яркое, откровенное, тоже противоречащее официальной точке зрения. В театре тоже могут быть смелые постановки. Можно много говорить о деле Серебрянникова, но «Гоголь-центр» существует, спектакли всё равно идут, как бы они кому не нравились.
В репертуаре того же МХТ им. А. П. Чехова есть разные спектакли, не только классического репертуара. И театр, и кино, и документалистика всё равно существуют неподцензурно, в отличие от, например, Советского Союза, где всё подвергалось жесточайшей цензуре. Да, есть давление. Да, есть финансирование, на мой взгляд, просто проигрышных проектов, на которые впустую потрачены миллионы и на которые никто не пойдёт. Но есть и другие примеры. Но я могу сказать, что на самом деле опасность не в политическом взрыве, которого не будет в силу разных причин. Опасность будет в технологической катастрофе, причиной которой станет безответственность.
«СП»: — Стремительное развитие технологий и искусственного интеллекта может привести не только к техногенным катастрофам, но и существенным образом изменить общественно-политическое устройство в мире, методику введения войн и сферу религии, сам образ существования человека в мире. Об этом рассуждает, например, сериал «Черное зеркало». По-вашему мнению, как может измениться мир и нужно ли бояться этих перемен?
— Бояться бессмысленно, они всё равно произойдут независимо от нашего желания. Развитие техники происходит стремительно. Вспомните, двадцать лет назад мобильный телефон был едва ли не экзотикой, и казалось, что развитие мобильной связи займёт чуть ли не пятьдесят лет. А сегодня мобильник — просто предмет первой необходимости. И это уже не кнопочные, а сенсорные телефоны с памятью до 500 Гб и больше. Напомню, что в 1970-е годы суперкомпьютер Пентагона обладал памятью 1 Гб. Мы ещё даже не знаем до конца, какими ресурсами обладает интернет. Это за пределами нашего понимания.
Другая вещь — рост населения. Ещё Капица предсказывал, что когда нас станет 11 миллиардов, а это очень скоро случится, то изменится устройство государств, национальное деление. Прибавьте ко всему этому непредсказуемое развитие высоких технологий. Мир изменится до неузнаваемости настолько, что прогнозировать бессмысленно, воображения не хватит. Очевидно, что изменятся государственные границы, понятие о «защите определённой территории» станет бессмысленным, потому что изменится национальный состав этой территории.
Посмотрите, коренного населения в Москве становится все меньше. Через какое-то время уже целые районы будут населять люди, которых мы сейчас называем «гастарбайтерами». И тогда говорить об определённой национальной идентичности будет странно. Посредством какой национальной идеи (мы сейчас носимся с национальной идеей) можно будет управлять этой колоссальной территорией? Нас так много становится, что уже никто не удержится в своих национальных границах.
Это не только России касается, посмотрите, что в Лондоне творится. Там живут не только индусы, которых я видел еще 30 лет назад, но и мигранты из Ближнего Востока, Африки и Азии. От викторианского Лондона вообще ничего не осталось. Я иду по Нью-Йорку и вижу мусульманина, который совершает намаз. Это тот самый мусульманин, братья которого взорвали башни-близнецы, а он продаёт хот-дог на Бродвее. Знаете, что говорят французы про Париж: «Париж — это город, в котором когда-то жили французы». И то же самое можно сказать про любой другой мегаполис мира. И это абсолютно естественно.
Возрастет количество смешанных браков. Даже в литературе есть такое явление как мультикультурализм. Японцы, никогда не жившие в Японии, родившиеся в Англии, у которых только память о японской культуре, пишущие на английском языке — Кадзуо Исигуро, например. Или Салман Рушди — индус по происхождению, родился в Англии, и об Индии у него только далёкие воспоминания. И таких примеров огромное количество. Процесс смешения культур набирает силу. Через какое-то время не будет ортодоксальных христиан или мусульман. Хотя мусульмане как никакая другая конфессия держатся за свои традиции. Изменится даже само понятие Homo sapiens. И тогда изменятся и нормы морали, политические нормы — всё то, чем традиционно живёт человек. Вернадский говорил, что научная мысль обладает свойством природной стихии, которая начнёт жить по своим законам. В научной фантастике это уже давным-давно предвидено.
«СП»: — То есть изменятся, в том числе, и понятия, о том, что есть хорошо, что плохо, что есть добро, что зло?
— Понятия о морали, добре и зле — исторические. В разные эпохи под добром и злом понимались разные вещи. И история всё время вносит туда коррективы. Нет никакого незыблемого понятия о добре и зле, оно и сейчас размыто. Всё зависит от того, в какой социальной среде вы живёте. Эта социальная среда диктует свои правила и представления о допустимом и недопустимом. Если вы этому не подчиняетесь, то выпадаете из социальной среды.
«СП»: — Сегодня меняется и понятие насилия, и все чаще оно политизируется. Что сегодня должно оставаться нормой в отношениях женщины и мужчины (движение #metoo), ребенка и матери (ювенальная юстиция), государства и гражданина (подавление протестов)? Одна из ваших передач, была посвящена образу насилия, который всегда присутствовал в культуре и искусстве.
— Есть насилие и насилие. Бытовое насилие недопустимо, потому что несет угрозу человеческой жизни, ценность которой не подвергается никакому сомнению. И существует понятие насилия в обобщённом варианте. Любой мыслительный процесс — это уже скрытое насилие над своей природой лени.
Если ребёнку позволять лениться, он вырастет безграмотным, тупым, опасным для общества идиотом. Весь процесс учёбы — принуждение ребёнка к тому, что он по природе не хочет делать. Если ребёнка отдать на воспитание какому-нибудь животному, он как Маугли вырастет зверёнышем, известны такие случаи. Когда ребенок идёт в школу, над ним совершают насилие, заставляют учить буквы, ему не нужные, он сопротивляется. Через это сопротивление ребенок осваивает родную речь, счёт, становится человеком, встроенным в общество.
Сам термин «культура» связан с насилием, в переводе с латыни культура — это обработанная плугом земля. То есть бытовое насилие недопустимо, а насилие как философский принцип — то, на чем строится вся культура. Само слово «культура» предполагает насилие. Художник, который собирается творить, прежде всего, выводит себя из состояния покоя и лени. Его могут мучить образы, откровения. В результате появляется шедевр, а это, так сказать, насилие над своей ленивой природой. Обыватель упивается своей леностью, ничего не создаёт и при этом остается довольным своей жизнью.
«СП»: — А если шедевр, который создаётся в результате такого насилия над личностью, тем или иным образом приводит к акту прямого насилия?
— Подобное возможно, но произведение искусства в этом не виновато. Как писал Козьма Прутков: «Каждый понимает в меру своей испорченности». Если человек, глядя на какую-то картину, берётся за топор или за нож — он несет ответственность за это сам, дело в особенностях его психики, которой очевидно требуется лечение. Наивно было полагать, что если на экране демонстрируются сцены курения или употребления алкоголя, то все будут курить или пить. Будут по другой причине.
«СП»: — В данном случае, речь идёт о психах-одиночках, но есть случаи, когда произведение искусства вызывает определённые реакции в обществе и приводит к политическим переменам. Значит, есть более глубокие предпосылки, с искусством не связанные?
— Мы не знаем, как воздействует то или иное произведение искусства на массовое сознание. Этот механизм до сих пор не изучен до конца.
Новости литературы: «Пятое царство» Юрия Буйды
Культура: Начался приём работ на Международный конкурс имени Сергея Михалкова
