Спектакль художественного руководителя театра Евгения Марчелли «БЕСприданница» приурочен к 200-летию со дня рождения драматурга, но уже в названии заглавные «БЕС» указывает на свою, авторскую версию толкования классического произведения, усиливая разрушительную силу происходящего. В премьерной работе Моссовета события происходят не в городе на берегу Волги, а в безликом пространстве, где первая сцена происходит в обыкновенной столовой-забегаловке со своим нетривиальным антуражем — столами и стульями. Безликость происходящего усиливает серый фон сцены, а обыденность — подача всем гостям заведения одного и того же блюда в виде пельменей. По задумке Марчелли, текст классического произведения в спектакле не был изменен — это полная версия произведения Островского, но его героями становятся современные люди, похожие на тех, которые находятся в зрительном зале. Так, Сергей Сергеевич Паратов — красивый, ухоженный и хорошо одетый бизнесмен, а жених-неудачник, завистливый и глупый человек, Юлий Карандышев — менеджер мелкого звена, мать главной героини Харита Игнатьевна — изворотливая и хитрая светская львица, женщина «высшего общества», не имеющая должного достатка и поэтому легко торгующая счастьем своей дочери, а Аркадий Счастливцев (Робинзон) — яркая марионетка, потерявшая свое достоинство и легко управляемая миром денег. Режиссер отмечает, что спектакль создавался осознанно минималистичным, поэтому в нем нет «спасательного круга» — музыки, а за насыщенные визуальное решение отвечают сразу несколько художников: сценограф Игорь Капитанов, художник по костюмам Фагиля Сельская и художник по свету Андрей Абрамов. Образ красивой Ларисы Огудаловой, прототипа современной «золотой молодежи», искренне любящей яркую и беззаботную жизнь и вместе с этим, как путь к ней — расчетливого и богатого Сергей Сергеевича подчеркивают ее костюмы. Необычный головной убор в виде шлема с вуалью, украшенный цветами, указывает зрителю на ее молодость, но вместе с этим короткое платье и раскованные позы не создают образ романтической невесты, а наоборот, усиливают вызов обществу, фривольность ее позиции и отношению к жизни. Лариса разгуливает по сцене в болотных резиновых сапогах и купальнике, что служат не только тайным знаком трясины жизни, в которую ее толкает судьба, но и эгоизмом, желанием эпатировать публику и приблизиться к роскоши и беззаботному существованию. В одной из последних сцен спектакля актриса выходит босиком, что показывает и вторую сторону ее натуры — ранимость, некоторую беззащитность и определенную открытость к разговору, а ее красное платье открыто указывает на пламя неразделенной любви… Одним из самых ярких моментов спектакля стал «побег от себя», когда Лариса Дмитриевна все же решается поехать кататься с господами и покорно проходит в окружении мужчин к концу сцены, затем поворачивается и бежит к своей маме, будто бы оправдывая свое поведение во имя любви. Она понимает, что это начало конца, крушение ее мечты о прекрасном, за этим поступком пропасть. «Любовь — это вообще смертельно опасная территория, на которую героиня Островского вступила совсем юной девушкой и потерпела крушение, ставшее для нее и крушением самой жизни», — такова позиция Евгения Марчелли. Настоящей находкой для размышления зрителей стали диалоги, спрятанные за кулисы. Так проходит встреча Хариты Игнатьевны и Паратова, а также главная сцена его разговора с Ларисой. Настоящей трагедией, показывающей невыносимость ситуации звучит крик в зрительный зал от Ларисы — «Я — вещь!». В спектакле нет сцены, где по замыслу драматурга Лариса берёт гитару и исполняет откровенный, полный чистой любви романс «Не искушай меня без нужды», а вместо этого режиссер как-бы высмеивая современную Ларису, спрашивая ее — «Что будем петь? «Я словно бабочка к огню…»? На что в зале издается смех. В финале Юлий Карандышев (Антон Аносов / Дмитрий Подадаев) — никчемный клерк стреляет куда-то в ноги современной Ларисе, но она не умирает, а садится за стол и жадно начинает есть пельмени… Современная глупенькая, но любящая роскошь и богатство Лариса не вызывает у современников ни жалости, ни восхищения. Возможно, только сострадание.